Старец Флегонт

Флегонт1

ЖИЗНЕОПИСАНИЕ ТРУЖЕННИКА

РАБА БОЖИЯ

ФЛЕГОНТА ОСТРОВСКОГО

 МОСКВА

Типолитография И. Ефимова, Большая Якиманка, собств. дом
1897

 От Московского Духовно-Цензурного Комитета печать дозволяется.

Москва, февраля 20-го дня, 1897 года.
Цензор Священник Григорий Дьяченко.

В пяти верстах от заштатного города Троицка, Пензенской Губернии, к северу, на красивом и довольно высоком холме, у подошвы которого раскинулась небольшая деревня Кельмляй, в 1889 году с разрешения Епархиального начальства окончена постройкой и 15 октября того же года освящена небольшая деревянная церковь во имя Св. Благоверного великого князя Александра Невского.
Красивое местоположение этого храма производит на зрителя отрадное и возвышающее душу впечатление. С крутого холма, на котором стоит храм, открывается прекрасная картина. На южной стороне от горы виднеется город Троицк, на север в двух верстах — село Волгапино; на восточной стороне раскинулась обширная долина, вдали покрытая вековым лесом, а по средине перерезанная синей лентой реки Мокши. Вблизи весь холм с востока, севера и юга окружен крутыми откосами, покрытыми разнообразной лесной растительностью, с запада к холму прилегают поля. Вот этот живописный и тихий уголок и был местом молитвенных подвигов и неустанных трудов раба Божия Флегонта, почему и до сих пор этот холм носит название «Флегонтовской горы». Надолго в памяти путника остается эта красивая местность, но еще более она оставит следов в его сердце и будет увлекать его мысли к небесному, если он узнает историю жизни первого поселенца этого места, отшельника Флегонта.
Сын бедного, примерно-строгой жизни благоговейного диакона с. Волгапино, Дормидонта Островского, Флегонт от детства обращал на себя внимание окружающих особенностями своего детского характера: он не дружил с детьми сверстниками и искал больше уединения. Любимым местом его детских развлечений был лес, находившийся недалеко от его родного дома; там он очень удачно ловил птичек и, накормив их, отпускал на волю. Если ему не удавалось уйти в лес, он дома лепил из воска, либо из глины колокола и разные церковные принадлежности; другие развлечения не занимали его. Очень рано и легко, под руководством своего отца, Флегонт научился читать и писать; особенно любил читать он букварь с религиозно-нравственным содержанием и другие назидательные книги и церковно-богослужебные; читал он назидательные книги всем, кто бы ни просил его, а когда слушатели в благодарность давали ему гроши, то он бросал их в колодец. Воспитанный под руководством религиозного, высоконравственного отца, Флегонт с юных лет имел в себе семена добродетелей, страха Божия и чистоты сердца. Когда настала пора школьного возраста, отец отвез Флегонта и его брата Феодора в Ломовское Духовное училище. Не красна была жизнь Флегонта в училище: терпя насмешки, иногда и побои от товарищей, он испытывал и материальную нужду: отец, по бедности своей, часто не доставлял своим детям необходимого хлеба в достаточном количестве, и тогда братьям вместе с заботами об уроках приходилось заботиться еще о пропитании самих себя. Не раз случалось Флегонту кормиться «Христовым именем», особенно по зимам: бывало пойдет на мельницу, выпросить Христа ради муки или ржи карман да и ест украдкой, чтобы товарищи не насмехались, и водичкой запьет. Летом в свободное от уроков время братья ходили удочкой рыбу ловить, наловят — часть променяют на хлеб, а остатки сварят себе и с радостными слезами благодарят Бога, что Он Милостивый не допустил им умереть с голода. Несмотря на такие суровые условия жизни, способный и прилежный Флегонт успешно прошел училищный курс и перешел в Пензенскую Духовную Семинарию. Ни чуть ни лучше были условия жизни и в Семинарии, но это его не печалило. Воспитанный в страхе Божием, Флегонт с детства привык всякий свой поступок обдумывать и слушать своего внутреннего голоса. Он постоянно и везде искал общения с Богом, за частые и усердные молитвы то в церкви за ранними обеднями, то в уединенных местах на дворе квартиры, удостаивался откровений. Так будучи двенадцатилетним мальчиком, Флегонт видел видение, которое надолго осталось в его памяти и служило потом мерилом его мыслей и всей его жизни. Вот как сам он рассказывает об этом событии.
Будучи 12 лет в третьем классе училища в девятом часу утра с собравшимися из разных классов учениками просить рекреацию, я увидел на небе пресладкое Имя Иисуса Христа, украшенное различными тенями радужного цвета. В неизреченном восторге, пав на колена, я взывал: «братцы, молитесь! молитесь! Иисус Христос на небе!» Они, окружив меня, говорили: «смотрите, какое у него лицо!» Шли в класс Философы и Богословы, я их останавливал, говорил: «взгляните! взгляните! Иисус Христос на небе! Когда я прилежно рассматривал каждую букву Имени и тени, сердце мое горело как огонь и таяло как воск; солнца же я искал глазами, но не видел. Видение это продолжалось полчаса и постепенно исчезло. С тех пор Имя Иисуса Христа сделалось сердцу моему столь любезным, что я ощущал Его как бы напечатленным в сердце моем; Оно вразумляло меня во всех моих поступках. Если случалось товарищам моим толкнуть меня, или потянуть за ухо и нос, Оно внутренно говорило: терпи, молчи; если сам что сшалю, вопияло: будь скромен и внимай себе! — Это было в 1837 году. Скромный и тихий Флегонт, подвергавшийся за свою глубокую религиозность насмешкам и издевательствам от товарищей, при всех неблагоприятных условиях своей ученической жизни, дошел все же до 2 класса Семинарии. На второй год Риторики ему ниспослано было от Бога столь тяжелое испытание, что ему пришлось преждевременно оставить Семинарию. Так об этом случае рассказывает сам Флегонт. «Проучившись год в словесности, я сделал детскую шалость… Что ты сделал? — сказал мне внутренний голос; так ли понимаешь слова мои?! — В страхе я побежал на огород и, став на колени, поднял руки к небу и трижды произнес: «Господи, если я повторю эту шалость, отыми у меня руки и ноги!» И за неисполнение обета, на третий день у меня были отняты ноги на целый год, а потому и не окончил курса Семинарских наук». По увольнении из Семинарии, Флегонт явился в родительский дом; здесь, по выздоровлении, он стал разделять с отцом тяжелые труды по хозяйству. Грустно было бедному отцу смотреть на недоучившегося Флегонта, возвратившегося по необходимости к тяжелым трудам земледельца, и вот при помощи добрых людей отцу удалось дать сыну более легкие занятия: Флегонт поступил на службу в Пензенский Земский Суд. Новые, более свободные условия жизни не увлекли юного Флегонта, не погасили в нем добродетелей страха Божия и смирения. Ни светские развлечения, ни вольное общество товарищей на службе, ничто не изменило характера Флегонта; на службе он отличался степенностью, трезвостью и примерным целомудрием. Его обычным занятием в свободное от служебных обязанностей время было чтение книг. Как человек серьезный и глубоко-религиозный, он не любил читать книг легкого светского содержания, а читал одни духовные, преимущественно жития святых угодников. Содержание читанного конечно не осталось без влияние на его душевный склад и внешнее поведение. От природы прилежный и строгий к себе при исполнении своих обязанностей, Флегонт скоро расположил к себе начальство Суда: оно стало уважать и ценить прилежного и умного чиновника, назначало ему дельные командировки. За отлично-усердную службу и разумное выполнение поручений, Флегонт скоро был награжден первым чином.
В свободное от занятий по службе время Флегонт часто погружался в самопознание с целью религиозно-нравственного усовершенствования; в одно из таких самоуглублений он слышит внутренний голос: «купи книгу Нового Завета и удались в лес за реку Суру на три дня.» Повинуясь этому голосу, Флегонт действительно, купил себе Новый Завет и с ним устремился за реку Суру в лес. Там, окруженный живописной природой, он предался молитве и строгому самоиспытанию, он говорил: «Господи, откуду прииде свет Твой ко мне, не я Господи, искал Тебя, но Ты обрел меня; верую, Господи, яко Ты еси воскресение смердящей души моей.» Когда Флегонт произнес эти слова, началась сильная гроза: гром и молния почти непрерывно следовали друг за другом и полился сильный дождь и лил три дня, так что Сура вышла из берегов, и мост трактовой через Суру был залит водою. Все эти три дня Флегонт провел в лесу за Сурой в молитвенном бдении, а на четвертый день его на лодке перевезли к городу; в квартире и Суде его едва узнали: так от молитвы и бдения изменилось лицо его; все его знакомые говорили о Флегонте после этого, что он стал новым человеком. Под живым впечатлением всего испытанного в продолжении трех суток в лесу в полном уединении, Флегонту по возвращении в город не хотелось совсем общения с людьми. Душа его искала Богообщения и он занял в городе (в глухом переулке) маленькую квартиру в доме члена строительной комиссии Г. Ф. Попова. Все мирское утратило для него свое значение, ему хотелось только беседы со своим Творцом; но чувствуя себя еще не подготовленным к ней, пишет свои грехи на бумаге и идет в Николаевскую церковь исповедаться. (Был Успенский пост).
«Прихожу в церковь, говорит о себе Флегонт, и вижу, что Ректор училища, протоиерей Овсов, исповедует старух, после всех подошел и я. «Что это у тебя за хартия?» — грозно спросил он. Я задрожал и заплакал. «Какая бы тут была премудрость? подойди, не бойся». Вырвав хартию из моих рук, он положил её на аналой и, указывая перстом на написанное в ней, спрашивал: «это когда? это как? это где?» Когда окончена была исповедь и я приложился ко кресту, духовник молясь говорил: «благодарю Тебя, Господи Боже мой, что Ты впродолжении 60 лет моей жизни сподобил меня, гордеца, видеть истинно кающегося человека, да притом человека молодого!» И разорвав мою хартию, просил молиться за него и удостоил Св. Тайн. Какая радость, какое веселие, какой восторг объяли сердце мое, — не могу и выразить, только помню то, что я и по храму и по дороге на квартиру шел, скача и играя.» После этого Флегонт некоторое время наслаждался спокойствием духа и прилежно занимался Св. Писанием; потом начались искушения в сновидениях. Он видел во сне, что какие-то девицы вырывали у него священную книгу, то плакали, то смеялись возле него. Так продолжалось несколько ночей. Далее сновидения носили на себе уже несколько благодатный характер. Так он видел себя скованным по рукам и ногам, а какой-то голос приказывал ему поститься шесть дней сряду, что он и исполнил; видел себя больным лежащим на одре и будто Архангел Михаил огненным щитом охранял его. Наконец, искушения явились и наяву. Товарищи по службе недовольны были Флегонтом за то, что он не принимал участия в их компаниях и держал себя отшельником; они по своему стали мстить ему своими грубыми выходками; так например, они писали на дверях квартиры Флегонта срамные стихи; он стирал их. Те же «добрые люди», по замечанию Флегонта, когда он возвращался домой со службы, стояли в ожидании на крыльце его квартиры и когда он подходил к ним, брали его за нос и припевали: «блажен муж»; лили воду на лежанку, где он спал; зимой постоянно отворяли дверь, не ленились лазить на потолок и поливать водой, которая просачиваясь, производила в комнате его сырость. Вот эти злые шутки «добрых людей» привели Флегонта только к осознанию сладости двух стихир: «всех скорбящих радосте…» и «не ввери меня человеческому предстательству.» Не видя никаких плодов от своих издевательств и убедившись в неуязвимости Флегонта, товарищи его в конце концов прониклись к нему уважением и оставили его в покое. В бытность свою на службе, Флегонт почти неопустительно ходил к богослужению, и больше в Николаевскую церковь; протоиерей этой церкви Овсов, заметив в нем глубокую религиозность, сделал его чтецом в этой церкви. Флегонт в церкви всегда читал с таким священным жаром, в таком восторге и так выразительно, что прихожане Николаевской церкви просили пр. Овсова назначить Флегонту особые чтения, что первый и исполнил, назначив для чтения время по совершении проскомидии и до начала литургии. После этого молва о Флегонте разошлась чуть не по всей Пензе: пр. Овсов и Г. Попов, владелец дома, в котором квартировал Флегонт, первые между своими знакомыми распространяли мнение о Флегонте, как человеке благочестивом; иные называли его святым в насмешку, другие же по искреннему убеждению, потому что прозревали в нем будущего подвижника; многим любопытно стало даже только взглянуть на Флегонта. Преследуемый молвою, Флегонт возымел намерение оставить службу в Суде и поступить в монастырь. Но Флегонт даже не знал, что ему делать: подать в отставку — боязно; чем тогда жить? а заниматься делами, когда все помыслы были направлены к небу, более не способен; идти в монастырь — пожалуй чиновника-то не примут, не поверят искренности обета. На помощь в этой борьбе Флегонту пришли на память слова Писания «воззрите на птицы небесныя…» и вот Флегонт, под влиянием этого текста, раздает имущество свое бедным, книги — жаждущим учения, икону — брату и подает в отставку. Свободный от обязанностей службы, Флегонт до получения от начальства документов проводит почти все время на излюбленном месте, в лесу за рекой Сурой. Это было в 1848 году, когда в Пензе и по всей губернии свирепствовала холера. Скитающегося Флегонта поразил этот бич Божий. Больной, бродя по Пензе, он взглянул на ночное летнее с мириадами блестящих светил небо и сказал: «Господи, у меня есть желание хвалить Тебя, пощади меня от этой заразы!» И милосердный Господь, слыша искреннюю молитву Своего избранника, благоволил исцелить его. Тогда обратила на него бесприютного внимание добродетельная женщина Александра Семеновна Невежкинская и пригласила его к себе в дом, где Флегонт еще вместе с каким-то юродом жил в мезонине. 15 Сентября того же года Флегонт получил отставку и вид на проживание во всех городах России и отправился к себе на родину, дав слово себе прожить там непременно три года, дабы научиться всякой черной работе и поступить потом в монастырь. И вот будущий подвижник начинает работать у отца: весной пашет, сеет, потом жнет, молотит, плетни плетет, хлевы чистит, а зимой ходит по монастырям, внимательно вглядываясь во все подробности монастырской жизни. Между тем семейство Флегонта весьма опечалилось увольнением его от должности, и некоторые члены семьи иногда упрекали его сумасбродством, только одна сестра постоянно сочувствовала ему. При таких обстоятельствах Флегонт стремился искать уединения как для молитвы, так и для отдохновения. Он было вырыл себе пещеру для тайных подвигов, но пещера его скоро была открыта людьми и он по этому поводу потерпел много насмешек от своих односельчан; вследствие этого пещера была оставлена им и он отправился в Саров. В Сарове он прожил довольно долго и там заболел проказой; заболевши, он решил вернуться на родину. Прибыв на родину, он стал усердно молить Бога об исцелении. И Господь исцелил верного раба Своего.
Об исцелении своем Флегонт рассказывал следующее: «в сонном видении вижу, будто нахожусь в Пензе и сердце мое было объято разными скорбями. Вспомнив письма Св. Тихона Задонского, как он своей братии советовал в скорбях молиться в уединенных местах, я, следуя сему, скинув сапоги, перешел реку Пензу и пошел по известной мне долине, покрытой цветами; на пути вдруг осиял меня чудный свет и я увидел за полверсты от себя дивный храм Господень, весь от фундамента из чистого золота: 12 глав сияли неизреченно и среди них возвышался неописанной красоты крест; сердце мое до того возрадовалось, что я, как вне себя, восклицал: «О, церковь Апостольская! о слава Господня! Если ты, невеста Христова, так красна извне, то что должно быть внутри тебя?!» Объятый великой радостью, я спешил к ней и часто падал и при каждом восстании я все сильнее и сильнее поражался ее красотою, в особенности 12 величайшими главами и св. крестом; наконец, я остановился и размышлял, где же колокольня?! Считая главы много раз, вижу выходят из храма священные неизвестные мне лица, крестообразно орарями опоясанные, с большими возженными свечами в руках; их было, как думаю, 40, или более, после их появился протодиакон, ростом выше их, а за ним один Архиерей. Кого же это они хотят встретить? И, оглянувшись назад, размышлял, должно быть едет царь или патриарх. И вдруг окружил меня этот священный собор со всех сторон: протодиакон со златою кадильницей стоял предо мною, а за ним, выше его, как бы на воздухе стояли три Архиерея, на вид тридцатилетнего возраста, они имели одинаковое лицо, были в одинаковых митрах и облачениях и нельзя никак определить: кто первый из них и кто последний? О, как мил их взгляд и любезен их взор. Я от смущения опустил газа свои долу; горящие свечи освещали меня всего, и я помышлял, что хочет быти? Протодиакон стал на меня кадить и медленно говорил: «Господу помолимся»… и кадилом едва касался моей груди. Пораженный сим действием, сложив руки крестообразно, я с плачем воскликнул: «Господи помилуй». После того два Архиерея взяли меня под руки и повели в церковь, а третий Архиерей удвоив шаги, пошел вперед и, растворив царские двери, стал около св. Престола. Сопровождаемый такою славою, я не мог видеть внутренней красоты храма, только помню то, что местные иконы Спасителя и Божией Матери мне представились живыми и я поклонился им до земли, и архиереи в том мне служили. Потом, поставив меня пред царскими вратами, хотели ввести меня во «Святая Святых». Тут я, остановившись, со слезами говорил: «как я скверный вниду, когда страшат меня сии слова: «да никако-же коснется рука скверных?!… Я сквернейший и грешнейший человек из всех человек на земле!» На это они отвечали мне одним голосом весьма нежно: «чадо, имей веру; нам дана власть: кого мы хощем, того этой чести и удостаиваем.» И я им ответил: «буди мне по глаголу вашему.» Они меня ввели и я стал с ними около св. Престола. Тут говорил мне предний архиерей: «вот мы поведем тебя вокруг св. Престола, я буду назначать тебе места, а ты, изобразив крестное знамение, целуй их и говори: аллилуия!» И я блудный и прокаженный ходил с ними вокруг св. Престола, изображал крестное знамение, целовал его и говорил: «аллилуия!» Потом архиереи посадили меня на кресла на южной стороне лицом к св. Престолу, свои руки положили крестообразно на моих плечах, а назначавший углы св. Престола, на главе и, наклонившись ко мне, сказал: «слушай!» Через несколько минут слышу глас поющего на св. Престоле: «камо пойду от духа Твоего? и от Лица Твоего камо бежу?» Смотря из-под локтя архиерейского, вижу на св. Престоле стоящего чудного юношу, зрящего к востоку на небо с неизреченною радостью и восторгом; я вздрогнул и заплакал, потом слышу над главою моею поемые слова: «аще вниду на небо, Ты тамо еси; аще сниду во ад, Ты тамо еси…» Я взглянул, и вот над главою моею и по всему куполу «Святая Святых», и по всем стенам вижу лики ангелов; я устрашился и устремил глаза на св. Престол и вижу на нем вместо одного двенадцать юношей, подобных первому виденному; юноши эти стояли по всем четырем сторонам престола, по трое на каждой. Все они держали руки горе, каждый против своего лица и столь были благообразны, что я устыдился их. Потом слышу на св. Престоле пение вторично: «аще возьму криле моя рано и вселюся в последних моря», с различными соло и столь нежное и трогательное, что отнялись у меня все телесныя чувства, кроме слуха, и я не мог смотреть ни на что и только обливался слезами. Потом воспели миллионы голосов и над главою, и на престоле, и во всех странах: «и тамо! и тамо! и тамо! Наставит мя и удержит мя десница Твоя», — от сего чувство осязания возымело свою силу и я крепко держался за архиереев, и от неизъяснимого страха весь дрожал. Когда воспели в третий раз: «и тамо, и тамо, и тамо! все поколебалось и я проснулся. Вижу — моя мать сидит у меня на софе в восторге и обливается радостными слезами. Очнувшись, как следует, я встал с софы, как неболевший, прохаживался по горнице, изображал на себе крестное знамение, а мать поспешно вышла из горницы. Не верив от радости своему выздоровлению, я выбежал на двор и, обнажив свое тело, удостоверился в том, что болезнь миновала, и скача, и играя духовно и телесно, я говорил: «дивна дела Твоя, Господи!»
Потом пришел в дом, взял книгу и стал читать; в это время мать моя подошла ко мне и с улыбкою сказала: «сынок, я внимательно следила за тобой: ты четыре дня не евши, вкуси пищи, у меня есть белый хлеб и сливки; пожалуйте, отвечал я и во время трапезы она просила меня убедительно спеть ей причастный стих «чашу спасения прииму и Имя Господне призову»; в это время я не только петь, но и слов сих на память не знал. «Для чего тебе, маменька, это нужно?» — спросил я. — «Слыхала я, когда ты лежал, пел этот стих весьма умилительно, мне очень понравилось». «Прости меня Господа ради, никогда я этого стиха не певал», но она отвечала: «для чего ты скрываешь дар Божий, не сама ли я видела, как движились уста твои? И прослезившись, с огорчением сказала: «Бог тебе судия за непослушание». И скрылась с глаз моих. Я, возмутившись духом, оставил пищу и размышлял: как же мне петь это, когда я сам слышал неизреченное пение? И в недоумении моем говорил: «О, Царю Небесный, податель всякого утешения, сам ты вместо меня утешь мать мою и прости мне всякое согрешение!» Видал ли и слыхал ли что-нибудь из этого отец мой, не знаю; только помню то и знаю, что с этого времени он меня возлюбил. С этого времени я возложил все мое упование на Всемогущего Бога и где бы ни случалось мне быть, читал молитву Пресвятой Троице, оканчивая её «славою», и тремя поклонами в простоте моего сердца». Это было в 1850 году. Этот год и три месяца следующего года Флегонт пробыл в доме родителей; за это время он слышал внутри себя глас: «изыди из дому отца твоего в землю, юже ти покажу». Повинуясь этому внутреннему голосу, Флегонт стал просить благословение у родителей на странствование. Родители благословили его акафистником, со словами: «вот тебе путь, и истина, и живот», и Флегонт отправился путешествовать по монастырям, был в Сарове и Дивееве, в Муроме и Владимире, Боголюбском монастыре, в Суздале, Ярославле, в Яковле-Дмитриевском монастыре, где поклонялся мощам святителя Димитрия Митрополита Ростовского; в Сергиевой Лавре, в Москве в Новом Иерусалиме. Походивши по св. местам, Флегонт начал присматриваться на пути к горам и лесам с целью избрать себе место для отшельнического жития и начал усердно просить Господа, чтобы Он Сам указал ему место для жительства. И Господь назначил ему место. Об этом Флегонт рассказывает следующее: «в сонном видении вижу себя идущим ночью из дому родительского к бывшему моему духовному отцу, Феодору Дилигентову; сердце мое было объято разными скорбями, когда я шел вдоль плетня деревни Кельмляй, около одного деревца облистал меня ясный свет и вижу на горе горящую свечу; от яркого пламени ея сама гора и деревья, на ней растущие, были весьма красныя, как бы огненныя, а деревня с ея огородами, садами и гумнами и вся местность близ лежащий полей освещены были так ясно, что можно было видеть все и разобрать все вещи, где что стояло и лежало. Долго я размышлял: откуда эта свеча? и кто её тут поставил? вдруг слышу позади себя громкий глас, будто трубный: «воззри на гору», я давно смотрю, отвечал я, и удивляюсь… «Что ты видишь?» — повторил голос. Я вижу величайшую горящую свечу и удивляюсь, кто её тут водрузил. «Зри, зри» — говорил мне голос третий раз — «как сия свеса бела, так ты должен быть чист! И как она горит пламенно, так должен ты гореть любовью к небесам; свеча изображает жизнь твою и сие место назначено тебе от Бога!» Я оглянулся назад, чтобы видеть, кто мне говорит, и проснулся, вижу себя лежащим в стороне от дороги». Флегонт, вставши, размышлял: идти ли ему к назначенному месту, или идти далее? «Иди, говорила ему мысль, воздай честь киевским угодникам», и он пошел; дошедши до Орла, он узнал о прозорливости одного Оптинского старца схимонаха Макария, ему пожелалось посмотреть прозорливого старца и он пошел в Оптинскую обитель. Во вратах этой обители Флегонт встретил игумена обители, Моисея, который повел его в свои покои, предложил ему чаю и беседовал с ним. Флегонт своей беседой настолько понравился игумену, что он сам пожелал идти с ним к Макарию. Игумен и Флегонт встретили прозорливого старца на дороге. По взаимном приветствии игумен, указывая на Флегонта, говорил: «отец Макарий, я полюбил этого странника и желаю знать, как он будет спасаться?» Макарий, посмотрев на Флегонта, поднял жезл свой вверх и ударил им трижды в землю и сделал три знака. Тогда игумен сказал Макарию: «назначьте этому страннику путь». Макарий ещё поднявши жезл, сделал им на земли три знака, потом стал спрашивать Флегонта, как он хочет жить? Флегонт отвечал, что хочет строить столп, но только не знает — из чего. Макарий, выслушав это, опять поднявши жезл, сделал им на земле три знака, тогда спрашивал его от Св. Писания Ветхого и Нового Заветов. Вопросы и ответы продолжались целый час. Наконец, Макарий перестал спрашивать, сложил свои руки крестообразно, положил их на верх жезла, склонил голову и о чем-то размышлял, а может быть, умно молился. Когда отец Макарий стал прямо, игумен опять сказал ему: «я полюбил этого странника, Господа ради, назначьте ему путь». Тогда Макарий, взяв игуменов честный Крест, и потягивая оный, сказал: «поверь отец игумен, грешный Макарий сему страннику не наставник, а ему наставники Антоний и Феодосий, куда он и идет». Тот час ударили к вечерне; Флегонт подошел к Макарию под благословение и поцеловал пророческую его руку. После вечерни игумен подарил Флегонту книжку о схимнической жизни и с нею он отправился далее. Объяснение слов и действий прозорливого старца Макария. Двукратное возвышение жезла означает две горы: одну бузулукскую и 2-ю близ деревни Кельмляй, на которых жил Флегонт; девять знаков на земле означало тяготу терпения; что означали слова: «Антоний и Феодосий Флегонту наставники» — будет видно далее. Через несколько времени Флегонт достиг Киево-Печерской Лавры, долго бродил возле неё, любовался её видом, а земляными её стенами до того пленился, что сердце в нем затрепетало. Тут он понял слова прозорливого старца Макария о том, что Антоний и Феодосий наставят его и часто сам себе говорил: «вот я не знал из чего строить столп, а теперь молитвами Антония и Феодосия знаю, и со вниманием примечал, как они выкладены и положил себе намерение непременно строить столп так, как увидел в лавре и утешался этим во всю дорогу. В Лавре Флегонт посетил Софийский собор, принял благословение от митрополита Филарета и получил от него Псалтырь с толкованием, был в пещерах, поклонился мощам Киевских угодников; потом пошел через Курск в Воронеж поклониться мощам святителя Митрофана. Воздав честь сему угоднику, Флегонт пошел в Самарскую Епархию через Саратов, Николаев и Бузулук. В Бузулук пришел Флегонт на Покров, зиму же провел в Сорочинской крепости. В неделю жен Мироносиц Флегонт отправился из Сорочинской крепости на родину, на пути зашел в Бузулукскую обитель проститься с братией и поблагодарить за хлеб-соль во время проведенной в этой обители, четыредесятницы. Монахи просили его остаться в их обители, но Флегонт отказался, сказав, что у него непреодолимое желание жить на горе по образу отшельничества; тогда они предложили ему лежащие близ обители их и находящиеся в их владении горы, но он пока отказался. На третий день по прибытии домой Флегонт просил благословения у отца подвизаться по образу отшельничества где-нибудь по близости от родного дома, имея в виду показанную ему в сновидении гору, но отец, в избежание молвы, не советовал жить по близости и предлагал ему идти в Самарскую Епархию в Бузулукскую обитель, куда его звали монахи. Тогда Флегонт, простившись с родными и взяв икону Божией Матери, снова отправился в Самарскую сторону. Несколько времени он странствовал по Самарской Епархии с целью избрать себе место для жительства; наконец, ему приглянулась дикая гора близ города Бузулука Самарской губернии. На вершине этой горы Флегонт, с разрешения духовного и гражданского начальства, вырыл землянку и в ней поселился. Землянка эта представляла из себя продолговатую яму 2-ух аршин глубины, верхом землянки служил кузов от тележки, подаренный ему одним почитателем, вверху кузова было прорезано отверстие для освещения жилища. У подошвы этой горы стоял мужской монастырь. Сначала Флегонту жилось спокойно, его стали посещать приходящие; это не понравилось монахам, они донесли архиерею о том, что Флегонт без позволения принимает посетителей. Преосвященный убеждал Флегонта поступить в число братии монастыря, но он отказался, потому что у него было иное призвание. Через несколько времени, услышав в сонном видении голос: «Флегонт, оставь свое жилище, не здесь место трудов твоих и упокоения», он покинул свою землянку и пошел на родную сторону, на показанную ему в сновидении гору близ деревни Кельмляй. Придя в деревню в 1856 году, выпросил себе у крестьян небольшой угол горы, начал с помощью своих почитателей разравнивать место и из нарытой земли делать земляной столп, а небольшое пространство возле столпа засадил плодовыми деревьями. Столп этот имеет вид усеченного конуса; сажен трех вышины; в вершину его была опущена трех-аршинная келлия с одни м небольшим окошечком; В этой келье Флегонт прожил 7 лет, потом, испытывая вероятно, вред от подземного воздуха, он поставил себе 4-х аршинную келлию на верху столпа над прежним жилищем; в верхнем помещении Флегонт прожил тоже семь лет. Нижняя келлия была ему подарена отцом и при помощи добрых людей поставлена на место; верхяя келлия была куплена у отца на средства почитателей; содержался Флегонт частью от отца, а большею частью от благотворителей. Во время пребывания на столпе отшельник Флегонт молился и трудился: летом укреплял свой столп и ухаживал за садом; зимой откидывал снег, чистил дорожки, в свободное от трудов время читал духовные книги и беседовал на основании Св. Писания и жития святых с посетителями. Беседа его, по ответам знавших его, была приятна и полезна. В начале декабря 1870 года Флегонт заболел; о дне кончины своей он заранее сказал своим близким, служившим ему; по христиански подготовился встретить кончину и в ночь с 12-го на 13-е декабря 1870 года, запершись изнутри в своей келлии, раб Божий Флегонт скончался. Возник вопрос: где его хоронить? Родитель его, диакон села Волгапина, желал похоронить его на приходском кладбище при своей церкви, где была похоронена его жена и другие дети, а крестьяне деревни Кельмляй желали похоронить его при своей приходской Иоанно-Богословской церкви города Троицк. Решено было покончить спор жребием; по жребию досталось крестьянам деревни Кельмляй похоронить его при своей приходской церкви. Погребение было торжественное. Все духовенство города Троицка и окружающих сел участвовало в церемонии. Громадная толпа народа, собравшегося из ближних и дальних, верст за 30, сел сопровождала останки подвижника до места его вечного упокоения. Над могилой труженника поставлен деревянный большой крест, перед которым и доныне богомольцы возносят свои молитвы об упокоении души раба Божия Флегонта. Так покончил свое земное странствование Флегонт Дормидонтович Островский 46 лет от роду. Как при жизни подвижник пользовался уважением, так и теперь имя Флегонта произносится с уважением и даже благоговением в народе и непременно с прибавлением «отец» или «батюшка». Вечная память тебе, раб Божий, труженник Флегонт! Да даст тебе Господь вечный и блаженный покой в Своем Небесном Царствии, идеже несть болезнь, ни печаль, ни воздыхание, но жизнь со святыми радостная и безконечная!
Сведения сии заимствованы частью из писем Флегонта к различным лицам и от разных лиц к нему, частью же из рассказов о нем людей, знавших его лично.

Добавить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *